сегодня29марта2024
Ptiburdukov.RU

   Мало кто предвидел в XIX веке, что наступит XX.


 
Главная
Поиск по сайту
Контакты

Литературно-исторические заметки юного техника

2 марта 1917 года (107 лет назад) Николаем II был подписан Манифест об отречении от престола


Настанет год, России черный год,
Когда царей корона упадет;
Забудет чернь к ним прежнюю любовь,
И пища многих будет смерть и кровь...

М.Ю. Лермонтов

2 марта 1917 года император Николай II Александрович Романов отрёкся от престола за себя и за сына Алексея в пользу своего младшего брата великого князя Михаила Александровича. 3 марта Михаил Александрович подписал акт о непринятии престола, подтвердив тем самым легитимность только что созданного Временного правительства. С правлением династии Романовых, как и с монархией в России, было покончено. Страна погрузилась в хаос.

Портрет Николая II (в тужурке) кисти В.А. Серова

За сто лет в отечественной историографии, как и в историографии русского зарубежья, давались неоднозначные оценки событию, произошедшему 2 марта 1917 года.

Советские историки старательно обходили вниманием истинные обстоятельства отречения последнего Романова, равно как и личности людей, принявших, можно сказать, непосредственное участие в решении судьбы огромной страны. И это неудивительно. Согласно марксистко-ленинскому взгляду на исторический процесс, когда одна формация сменяет другую в результате революции, монархия обязана самоустраниться, иначе её сметут в праведном гневе революционные массы. В этой ситуации совершенно неважно, что, где, когда и почему подписывал развенчанный монарх. Его дальнейшая судьба также замалчивалась или оправдывалась интересами революции.

Русская зарубежная историография либерального толка, разделявшая взгляды тех, кто собственноручно подсовывал императору акт об отречении 2 марта 1917 года, также считала, что монархия в России была обречена. Уход императора рассматривался как момент, безусловно, положительный. Поскольку такой монарх, как Николай II не мог ничего изменить в сложившейся ситуации, он только мешал новым «спасителям» России её спасать. Физическое, тем более насильственное устранение императора или династии могло дать лишний козырь оппозиции. А вот публичная дискредитация (с трибуны Государственной Думы) никудышного правителя с его последующим самоотречением выглядели вполне пристойно.

Монархическая эмигрантская историография, напротив, считала отречение Николая II тем самым ключевым моментом, когда был перейдён политический Рубикон между порядком и анархией. Монархисты, конечно, не могли винить самого царя (иначе они бы не были монархистами), а потому обрушили весь свой гнев на предавших Николая II генералов и либеральную общественность.

Отношение историографов всех мастей к личности и поступкам последнего русского императора на протяжении XX века также постоянно менялось от полного неприятия и презрения к возвеличиванию, идеализации и даже канонизации. В 1990-х годах вчерашние истпартовцы в многочисленных монографиях принялись наперебой расхваливать человеческие качества последнего Романова, его преданность долгу, семье, России. Искуплением за роковые просчёты и бездарную политику, что довела страну до революции и кровопролитнейшей гражданской войны предлагалось считать факт мученической гибели Николая II и всей его семьи от рук большевиков.

Таким образом, в представлении ныне живущих людей Николай II выступает этаким кротким запуганным мучеником, который на протяжении 23-х летнего правления совершил целый ряд неисправимых ошибок, как во внешней, так и во внутренней политике. Затем слабый, но очень хороший человек Николай Александрович Романов, попутно император всероссийский, не нашёл в себе сил сопротивляться обстоятельствам. Как истинный мученик, он был подло обманут, предан своими же генералами и родственниками, загнан в капкан на станции Дно, а потом отправился на заклание. И всё это случилось едва ли не накануне победы России и её союзников в Первой мировой войне.

Эта трогательная версия продолжает подаваться широкой общественности, правда под разными соусами, и по сей день.

Но практически никто из историков не задавался и не задаётся вопросом: а имел ли право не обычный человек и отец семейства, а император всероссийский, помазанник божий, даже оказавшись в столь сложных обстоятельствах, слагать с себя полномочия? Имел ли он право отмахнуться от возложенной на него от рождения ответственности за судьбу одной шестой части всей Земли?

Как ни больно это сознавать, но отрёкся Николай II от России гораздо раньше, чем подмахнул в Пскове уже заготовленный для него Манифест. Он отрёкся, решив для себя, что государственная власть ему не по плечу. Сознательный отказ от радикальных реформ во внутренней политике, от жёсткой борьбы с революционным терроризмом, от диалога и взаимодействия с той частью общества, которая ждала и желала перемен, отказ от национальных интересов страны и вступление в мировую войну — всё это привело к тому, что Россия к 1917 году сама отреклась от Николая II, да и всей династии.

Отречение или неотречение императора 2 марта уже ничего не решало.

Николай Александрович Романов не был ни кровавым тираном, ни безумным юродивым, ни напуганным дураком. Он прекрасно понимал, что могли предложить взамен «прогнившему монархическому строю» люди, внезапно вообразившие себя «цветом нации». И хотя сам Николай II предложить стране тоже ничего не мог, у него оставалась прерогатива сохранить за собой честь солдата, до конца не покинувшего свой пост.

Актом своего отречения император отказался от этой чести, пытаясь купить жизнь и свободу себе и своей семье, и вновь проиграл. Проиграл не только свою жизнь и жизнь своих собственных детей, но и жизни многих миллионов русских людей, которые лишились одновременно и веры, и царя, и Отечества.

Как это было

Теория заговора

В современных исследованиях, околоисторической литературе. а также в отечественных СМИ всё чаще и чаще фигурирует версия жидо-масонского заговора против династии Романовых и лично Николая II. Целью этого заговора было ослабление России как мирового игрока, присвоение её побед и устранение из клана держав-победительниц в Первой мировой войне.

Инициатором заговора, конечно, выступает некое гипотетическое «мировое правительство», действовавшее через представителей держав Антанты. Теоретиками и воплотителями заговора стали думские либералы и олигархи (Милюков, Гучков, Родзянко и др.), а непосредственными исполнителями — высший генералитет (Алексеев, Рузский) и даже члены царской фамилии (вкн Николай Николаевич).

В эту теорию отлично вписывается убийство заговорщиками Григория Распутина - придворного экстрасенса, способного не только лечить наследника- цесаревича, но и предвидеть будущее. Весь 1916 год Распутин и царица упорно «тасовали» высших государственных чиновников, пытаясь избавиться от предателей-заговорщиков. С подачи Распутина царица неоднократно требовала от государя «разогнать Думу», которая занималась упорной дискредитацией монархии.

Однако царь, который якобы «доверял только своей жене», к предупреждениям не прислушивался. Он назначил себя Верховным главнокомандующим, обидев своего дядю великого князя Николая Николаевича (впоследствии примкнувшего к заговорщикам), всё время проводил в Ставке, где чувствовал себя в безопасности в обществе своих генерал-адъютантов. В результате генералы его тоже предали, заманили в ловушку, угрозами и шантажом заставили подписать акт об отречении, легализовавший созданное Родзянко Временное правительство.

На самом деле о том, что думцами готовится некий государственный переворот на рубеже 1916-1917 годов знали все. Гучков и Милюков едва ли не ежедневно обсуждали свои планы в кулуарах Думы. Прекрасно был осведомлён об этом и Николай II. Таким образом, предстоящему «перевороту» был придан некий опереточный характер — и никто в его серьёзность не верил. Надо сказать, что «заговорщики» первоначально не планировали устранение или полное отречение императора, а тем более — нанесение какого-либо вреда его семье. В самом радикальном варианте предполагалась лишь изоляция от государственных дел царицы. Её хотели отправить подальше - в Крым, для лечения расстроенных нервов.

Главной же ошибкой Николая II на данном этапе стала его абсолютная уверенность в преданности ему лично армии и военного руководства. Император наивно полагал, что стоит ему как Верховному главнокомандующему победоносно закончить войну, и все внутренние проблемы снимутся сами собой.

Сегодня документально доказаны связи начальника штаба Верховного главнокомандующего генерала М.И. Алексеева с предводителями думского «Прогрессивного блока» Гучковым, Львовым и Родзянко. Однако, как сообщал впоследствии А.И. Деникин, М.И. Алексеев отвергал идею любых переворотов и политических потрясений в тылу в период военных действий. Он понимал, что осуществление даже весьма умеренных планов либеральной оппозиции неизбежно приведёт к анархии, развалу армии и как следствие — к поражению в войне.

Главнокомандующие Юго-Западным и Северным фронтами генералы Брусилов, Рузский и ряд других генерал-адъютантов этого мнения не разделяли, настаивая на немедленных действиях до, как им казалось, неизбежной победы русской армии на всех фронтах.

Если же отбросить в сторону теорию о жидо-масонском заговоре, придуманную, кстати говоря, ещё эмигрантской историографией в 1920-30-е годы, и трезво взглянуть на сложившуюся ситуацию 1916-1917 годов, то с уверенностью можно сказать, что «заговор» против монархии, несомненно, был, поскольку в стране всё ещё оставались здравомыслящие и порядочные люди. Перемены в стране на тот момент давно назрели, а война, связанные с ней проблемы в экономике, недовольство монархом и его окружением, угроза революционного террора и министерская чехарда только способствовали общей политической дестабилизации. Был ли это «заговор генерал-адъютантов», внезапно возненавидевших бездарного главнокомандующего? Или же революционная ситуация, когда монархические «верхи» уже ничего не могли и не хотели, пролетарские «низы» не были готовы, а либеральная оппозиция чего-то хотела, только не могла решить: осетрины с хреном или конституции?

С уверенностью можно сказать только одно:нужен был выход из сложившегося политического тупика, но в головах самих так называемых «заговорщиков» царила полная путаница. Одни считали, что и сами вполне способны довести войну до победного конца и монархия им совершенно для этого не нужна, достаточно военной диктатуры; другие собирались сохранять монархию, как фактор, объединяющий нацию, но убрать Николая II и его «советников»; третьи просто рвались к власти, совершенно не представляя, что станут делать, получив её. А «когда в товарищах согласья нет», то результат их действий обычно бывает весьма и весьма непредсказуемым...

Капкан для императора

Начало февральских событий в Петрограде застало Николая II в Ставке в Могилёве. Он выехал туда 22 февраля 1917 года по настоятельной просьбе только что вернувшегося из Севастополя генерала М.И. Алексеева. В чём заключалось то самое «безотлагательное дело», о котором начальник штаба хотел говорить с Верховным главнокомандующим, историкам неясно и по сей день.

Сторонники «заговора» уверяют, что Алексеев намеренно заманил государя в Могилёв накануне восстания в столице. Таким образом должен был осуществиться план заговорщиков об изоляции императора от семьи и принуждению его к отречению.

Но здесь стоит заметить, что даже самая настойчивая просьба генерала могла не возыметь никакого действия на пока ещё императора Николая II. А если бы государь не поехал в Могилёв, все планы заговорщиков рухнули бы?

Кроме того, Алексеев, как мы помним, вплоть до вечера 1 марта выступал решительным противником каких бы то ни было перемен во внутренней политике до окончания военных действий, а тем более — отречения императора.

Возможно, Николай II сам заподозрил: что-то опять затевается именно в армии, а не в Петрограде или решил, как всегда, что в случае беспорядков ему, как императору, лучше быть с верными войсками, чем среди предателей-царедворцев.

И потом, императору не нужно было искать особенного повода уехать из Петрограда. С момента отстранения Николая Николаевича от должности Верховного главнокомандующего император почти всё время проводил в Ставке, оставляя «на хозяйстве» только Александру Фёдоровну. Его визиты в Могилёв больше напоминали побеги от внутренних проблем, чем были вызваны насущной необходимостью.

Вести о восстании в столице дошли в Ставку лишь спустя 2 дня с начала событий — 25 февраля, да и то в весьма искажённом виде.

По словам очевидцев, Николай II несколько дней отмахивался от докладов о беспорядках, считая их очередной «забастовкой пекарей», подавить которую - дело нескольких дней.

26 февраля прекратила работу Государственная Дума. Был выбран Временный комитет ГД под председательством Родзянко. Представители Временного комитета понимали, что если они ничего не предпримут, вся власть в стране перейдёт к возглавившему восстание Петроградскому совету рабочих и солдатских депутатов (Петросовету).

Родзянко начал забрасывать Ставку паническими телеграммами. В них однозначно говорилось о необходимости решительных действий, а именно: выборе нового правительства, подотчётного Государственной Думе, т. е. получалось, что уже лично ему, А.И. Родзянко, т. к. Дума была распущена.

Николай II считал все телеграммы Родзянко полным вздором. Он не желал на них отвечать, чувствуя себя всё ещё под защитой Алексеева. Единственное, что интересовало государя в те дни - судьба семьи, оставшейся в Царском Селе.

Генералу Алексееву было приказано снять с фронта лояльно настроенные войска и направить их в Петроград. Экспедицию возглавил верный императору генерал Н.И. Иванов. Но по свидетельству находившегося в царском поезде полковника А. А. Мордвинова, генерал Алексеев сразу приказал сосредоточить выделенные войска в Царском Селе и только после этого направить их в Петроград. Т.е., первоочередной задачей Иванова должна была стать защита (или захват?) царской семьи, а само подавление беспорядков в Петрограде отходило на второй план.

27 февраля Николай II несколько часов беседовал с императрицей по телеграфу, после чего вечером внезапно сорвался и заявил о своём отъезде в Царское.

Генерал Алексеев тщетно пытался отговорить его от этой поездки. Алексееву, как никому другому, было известно, чем она может закончиться для императора, да и для всей России.

Не послушав Алексеева, утром 28 февраля Николай II покинул Могилёв.

Император и свита выехали на двух литерных поездах. Им предстояло преодолеть около 950 вёрст по маршруту Могилёв — Орша — Вязьма — Лихославль — Тосно — Гатчина — Царское Село, но, как показали дальнейшие события, поездам не суждено было попасть к месту назначения. К утру 1 марта поезда смогли добраться через Бологое лишь до Малой Вишеры, где они были вынуждены развернуться и отправиться обратно на Бологое. По распоряжению комиссара Временного комитета ГД А. А. Бубликова, поезд императора был остановлен на станции Дно (недалеко от Пскова).

Пока император находился там, Родзянко активно обрабатывал телеграммами Алексеева и командующего Северным фронтом генерала Н.В. Рузского, уверяя, что Петроград находится полностью под его контролем.

Алексеев, всё ещё, видимо, сомневавшийся в необходимости государственного переворота, решил покориться неизбежному.

После этой отлично проделанной Родзянко работы, к вечеру 1 марта оба литерных поезда прибыли в Псков, где находился штаб Северного фронта.

1 марта. Псков.

Приехав в Псков, государь наивно надеялся, что наконец-то попал на территорию с твёрдой военной властью, и ему помогут добраться до Царского Села.

Но не тут-то было! О продвижении поезда в Царское Село речь не шла вообще.

Командующий Северным фронтом генерал Н.В. Рузский — один из сторонников «самых решительных перемен» начал горячо доказывать императору необходимость ответственного министерства, т. е. изменения существующего строя на конституционную монархию. Николай II взялся возражать, указывая, что он не понимает положения конституционного монарха, поскольку такой монарх царствует, но не управляет. Принимая на себя высшую власть в качестве самодержца, он принял одновременно, как долг перед Богом, ответственность за управление государственными делами. Соглашаясь передать свои права другим, он лишает себя власти управлять событиями, не избавляясь от ответственности за них. Иными словами, передача власти правительству, которое будет ответственно перед парламентом, никоим образом не избавит его от ответственности за действия этого правительства.

Единственное, на что император был готов пойти, — согласиться на назначение Родзянко премьер-министром и предоставить ему выбор некоторых членов кабинета.

Переговоры затянулись до поздней ночи и несколько раз прерывались.

Переломным моментом стало получение в 22:20 проекта предполагаемого манифеста об учреждении ответственного правительства, который был подготовлен в Ставке и направлен в Псков за подписью генерала Алексеева. Согласно проекту, Родзянко поручалось сформировать Временное правительство.

Телеграмма Алексеева была решающим моментом акции, направленной на то, чтобы сломить волю императора. Она показывала, что начальник штаба Верховного главнокомандующего и фактический главнокомандующий действующей армии безоговорочно поддерживает предлагаемое Рузским решение.

Очевидно, в этот момент Николай II понял, что окончательно попал в ловушку, и дверца за ним захлопнулась. В присутствии одного только графа Фредерикса, министра двора, в качестве свидетеля он подписал телеграмму, разрешающую обнародовать предложенный Алексеевым манифест.

Позднее Николай II в общении с близкими жаловался на грубость и давление со стороны генерала Рузского. По версии императора, именно тот принудил его изменить своим нравственным и религиозным убеждениям и согласиться на уступки, которых он не собирался делать. Рассказ о том, как Рузский, потеряв терпение, стал невежливо настаивать на необходимости немедленного решения, шёл от вдовствующей императрицы Марии Федоровны. Именно ей Николай II после отречения подробно рассказал обо всём, что произошло в Пскове.

Генерал А. И. Спиридович писал в своих воспоминаниях:

В тот вечер Государь был побеждён. Рузский сломил измученного, издёрганного морально Государя, не находившего в те дни около себя серьёзной поддержки. Государь сдал морально. Он уступил силе, напористости, грубости, дошедшей один момент до топания ногами и до стучания рукою по столу. Об этой грубости Государь говорил с горечью позже своей Августейшей матушке и не мог забыть её даже в Тобольске.

2 марта в час ночи за подписью Николая II генералу Иванову отправлена телеграмма: «Надеюсь, прибыли благополучно. Прошу до моего приезда и доклада мне никаких мер не предпринимать». Тогда же генерал Рузский приказывает остановить продвижение выделенных им войск к Петрограду, возвратить их на фронт и телеграфирует в Ставку об отозвании войск, посланных с Западного фронта. Вооружённое подавление мятежа в столице не состоялось.

В ночь с 1 на 2 марта Рузский сообщил Родзянко о том, что «дожал» царя до согласия на формирование правительства, ответственного «перед законодательными палатами», и предложил передать ему текст соответствующего царского манифеста. В ответ Родзянко заявил, что ситуация в Петрограде радикально изменилась, требование ответственного министерства себя уже изжило. Необходимо отречение.

Рузский понял, что его работа ещё не закончена и без помощников ему не обойтись, поэтому тут же телеграфировал в Ставку.

Тогда Алексеев по собственной инициативе составил и отправил краткое изложение разговора между Рузским и Родзянко всем главнокомандующим фронтами: великому князю Николаю Николаевичу на Кавказский фронт, генералу Сахарову на Румынский фронт, генералу Брусилову на Юго-Западный фронт, генералу Эверту на Западный фронт. Алексеев просил главнокомандующих срочно подготовить и направить в Ставку своё мнение именно об отречении государя.

Телеграмма Алексеева главнокомандующим была сформулирована таким образом, что у них не оставалось другого выбора, как высказаться за отречение. В ней говорилось, что если главнокомандующие разделяют взгляд Алексеева и Родзянко, то им следует «телеграфировать весьма спешно свою верноподданническую просьбу его величеству» об отречении. При этом ни словом не упоминалось о том, что следует делать, если они этого взгляда не разделяют.

Утром 2 марта Рузский также получил текст телеграммы, разосланной генералом Алексеевым главнокомандующим фронтами, и зачитал его царю. Стало ясно, что Алексеев полностью поддерживает позиции Родзянко.

Отречение. Вариант 1.

Настроение императора к утру сильно переменилось. В создавшейся ситуации отречение привлекало его как более достойное решение, чем положение конституционного монарха. Этот выход давал ему возможность снять с себя всякую ответственность за произошедшее, происходящее и неизбежное будущее России под властью людей, которые, как сами они уверяли, «пользуются народным доверием». В обеденный час, гуляя по перрону, Николай II встретился с Рузским и сказал ему, что склоняется к отречению.

В 14—14:30 в Ставку начали поступать ответы от главнокомандующих фронтами.

Великий князь Николай Николаевич (дядя царя) заявил, что «как верноподданный считаю по долгу присяги и по духу присяги коленопреклонённо молить государя отречься от короны, чтобы спасти Россию и династию».

За отречение высказались генералы А.Е. Эверт (Западный фронт), А.А.Брусилов (Юго-Западный фронт), В.В. Сахаров (Румынский фронт), а также командующий Балтийским флотом адмирал Непенин А.И.(по собственной инициативе). Командующий Черноморским флотом адмирал А.В.Колчак никакого ответа не послал.

Между двумя и тремя часами пополудни Рузский вошёл к царю, взяв с собой тексты телеграмм главнокомандующих, полученные из Ставки. Николай II прочёл их и попросил присутствующих генералов также высказать своё мнение. Все они высказались за отречение.

Примерно в три часа царь объявил о своем решении в двух кратких телеграммах, одна из которых была адресована председателю Думы, другая — Алексееву. Отречение было в пользу наследника-цесаревича, а великий князь Михаил Александрович назначался регентом.

Несомненно, это был шаг назад по сравнению с уступками предыдущей ночи, так как ни слова не говорилось о переходе к парламентскому строю и правительстве, ответственном перед Думой. Рузский был намерен тут же отослать телеграммы, но для членов императорской свиты отречение стало полным сюрпризом, и они сочли, что шаг этот сделан с чрезмерной поспешностью. Царя сразу стали уговаривать остановить телеграммы. Рузскому пришлось вернуть царю телеграмму, адресованную Родзянко.

В это время Рузскому сообщили, что в Псков выезжают представители Государственной Думы А.И. Гучков и В.В. Шульгин.

Пока представители Думы ехали, члены свиты поинтересовались, что же собирается делать дальше отрёкшийся монарх? Как гражданин Николай Романов вообще мыслит своё дальнейшее существование в России? Тот сказал, что уедет за границу и будет там жить до окончания военных действий, а затем вернётся, поселится в Крыму и полностью посвятит себя воспитанию сына. Некоторые из его собеседников высказали сомнения, что ему это будет позволено, но Николай отвечал, что родителям нигде не воспрещают заботиться о своих детях. Всё же какие-то сомнения зародились и у него, и он в первый раз откровенно обратился к личному врачу С.П. Фёдорову по поводу здоровья царевича. Царь попросил его искренне ответить, возможно ли излечение наследника, на что получил ответ, что «чудес в природе не бывает» и что в случае отречения наследнику, скорее всего, придётся жить в семье регента. После этого Николай решил отречься сразу и за сына, с тем, чтобы оставить Алексея с собой.

Отречение. Вариант 2.

Представители Думы прибыли в царский поезд в 21:45. Перед их прибытием генерал Рузский получил сведения, что к царскому поезду движутся высланные из Петрограда «вооружённые грузовики» с революционными солдатами. По свидетельству полковника А. А. Мордвинова, Шульгин сообщил ему о сильных трениях Госдумы с Петросоветом: «В Петрограде творится что-то невообразимое, мы находимся всецело в их руках, и нас, наверно, арестуют, когда мы вернёмся».

Гучков сказал Николаю II, что они приехали доложить о том, что произошло в Петрограде, и обсудить меры, необходимые, чтобы спасти положение, так как оно продолжает оставаться грозным: народное движение никто не планировал и не готовил, оно вспыхнуло стихийно и превратилось в анархию. Существует опасность распространения беспорядков на войска, находящиеся на фронте. Единственная мера, которая может спасти положение, — отречение в пользу малолетнего наследника цесаревича при регентстве великого князя Михаила, который составит новое правительство. Только так можно спасти Россию, династию и монархическое начало.

Выслушав Гучкова, царь произнёс фразу, которая, по словам Г. М. Каткова, произвела эффект разорвавшейся бомбы. Он сказал, что ещё днем принял решение отречься в пользу сына. Но теперь, сознавая, что он не может согласиться на разлуку с сыном, он отречётся и за себя, и за сына.

Гучков сказал, что они должны уважать отцовские чувства царя и принять его решение. Представители Думы предложили проект акта об отречении, который они привезли с собой. Император, однако, сказал, что у него есть его собственная редакция, и показал текст, который по его указанию был составлен в Ставке. Он уже внёс в него изменения относительно преемника; фраза о присяге нового императора была тут же согласована и тоже внесена в текст.

2(15) марта 1917 года в 23:40 Николай передал Гучкову и Шульгину Акт об отречении, который, в частности, гласил: «<…> Заповедуем брату нашему править делами государства в полном и нерушимом единении с представителями народа в законодательных учреждениях, на тех началах, кои будут ими установлены, принеся в том ненарушимую присягу. <…>»

Кроме Акта об отречении Николай II подписал указ об увольнении в отставку прежнего состава Совета министров и о назначении князя Г.Е. Львова председателем Совета министров, приказ по Армии и Флоту о назначении великого князя Николая Николаевича Верховным главнокомандующим.

Чтобы не создалось впечатление, что отречение произошло под давлением делегатов Думы, официально указывалось, что отречение имело место 2 марта в 3 часа дня, то есть именно в тот момент, когда фактически принято было решение о нём. Время указов о назначении было проставлено как 14:00, чтобы они имели законную силу как сделанные законным императором до момента отречения и для соблюдения принципа преемственности власти.

Весь протокол переговоров Николая II с представителями Думы зафиксирован начальником походной канцелярии генералом Нарышкиным под названием «Протокол отречения».

По окончании аудиенции Гучков вышел из вагона и крикнул в толпу:

«Русские люди, обнажите головы, перекреститесь, помолитесь Богу… Государь император ради спасения России снял с себя своё царское служение. Россия вступает на новый путь!»
Вечером 2 марта Николай записал в своём дневнике:
Утром пришёл Рузский и прочёл свой длиннейший разговор по аппарату с Родзянко. По его словам, положение в Петрограде таково, что теперь министерство из Думы будто бессильно что-либо сделать, так как с ним борется соц-дем партия в лице рабочего комитета. Нужно мое отречение. Рузский передал этот разговор в ставку, а Алексеев всем главнокомандующим. К 2? ч. пришли ответы от всех. Суть та, что во имя спасения России и удержания армии на фронте в спокойствии нужно решиться на этот шаг. Я согласился. Из ставки прислали проект манифеста. Вечером из Петрограда прибыли Гучков и Шульгин, с которыми я поговорил и передал им подписанный и переделанный манифест. В час ночи уехал из Пскова с тяжёлым чувством пережитого. Кругом измена, и трусость, и обман!

Что дальше?

Царский поезд отбыл из Пскова обратно в Могилёв вскоре после полуночи с 2 на 3 марта 1917 года. Бывший император хотел попрощаться с генералами и встретиться с матерью, которая специально для этого приехала из Киева. К семье в Царское Село его так и не отпустили.

Перед отходом поезда Николай II передал дворцовому коменданту В.Н.Воейкову телеграмму для великого князя Михаила Александровича:

«Петроград. Его Императорскому Величеству Михаилу Второму. События последних дней вынудили меня решиться бесповоротно на этот крайний шаг. Прости меня, если огорчил тебя и что не успел предупредить. Останусь навсегда верным и преданным братом. Горячо молю Бога помочь тебе и твоей Родине. Ники.»

Телеграмма была отправлена с железнодорожной станции Сиротино (45 км западнее Витебска) уже днём. По заверению жены великого князя Н. Брасовой, Михаил Александрович этой телеграммы так и не получил.

Отречение в пользу Михаила стало неприятной неожиданностью, как для самого великого князя, так и для революционеров. Члены Временного правительства решили манифест об отречении Николая II пока не публиковать, и тут же отправили своих представителей к великому князю Михаилу Александровичу.

По словам А.Ф. Керенского, тот был совершенно потрясён решением старшего брата. Пока был жив царевич Алексей, Михаил, состоявший в морганатическом браке, не имел прав на престол и царствовать не собирался.

После трёхчасового совещания с членами Временного правительства, которые (кроме Милюкова и Гучкова) советовали великому князю отказаться от престола, Михаил Александрович подписал следующий документ:

«Тяжкое бремя возложено на меня волею брата моего, передавшего мне Императорский Всероссийский Престол в годину беспримерной войны и волнений народных.

Одушевленный единою со всем народом мыслию, что выше всего благо Родины нашей, принял я твёрдое решение в том случае восприять Верховную власть, если такова будет воля великого народа нашего, которому надлежит всенародным голосованием, чрез представителей своих в Учредительном собрании, установить образ правления и новые основные законы Государства Российского. Посему, призывая благословение Божие, прошу всех граждан Державы Российской подчиниться Временному правительству, по почину Государственной Думы возникшему и облеченному всею полнотою власти, впредь до того, как созванное в возможно кратчайший срок на основе всеобщего, прямого, равного и тайного голосования Учредительное собрание своим решением об образе правления выразит волю народа. 3/III — 1917 г. Михаил.

Петроград.»

Уже вечером 3 марта Николаю II сообщили об отречении Михаила.

Позднее он записал в дневнике:

«Алексеев пришел с последними известиями от Родзянко. Оказывается, Миша отрёкся. Его манифест кончается четырёххвосткой для выборов через 6 месяцев Учредительного Собрания. Бог знает, кто надоумил его подписать такую гадость! В Петрограде беспорядки прекратились — лишь бы так продолжалось дальше».

На следующее утро в Ставке состоялось обычное совещание с Алексеевым. После него Алексеев передал Временному правительству «просьбу» или «пожелание» императора, чтобы ему разрешили вернуться в Царское Село, дождаться там выздоровления детей, которые заболели корью, а затем всей семьёй выехать в Англию через Мурманск.

Как известно, планам экс-императора не суждено было сбыться. Подписывая отречение, Николай II не оговорил никаких обязательных условий или гарантий безопасности для себя и своей семьи. О чём, собственно, договариваться он не знал: прецедентов добровольного отречения монарха в России не было. Да и царское ли дело торговаться с заговорщиками, революционерами, бунтовщиками?..

Офицерами в войсках отречение царя было воспринято без восторга, но практически все промолчали (единичные бунты полковника Преображенского полка А.П. Кутепова и «первой шашки России» генерала А.Ф. Келлера не в счёт).

Почти сразу после отречения царя в армии начался развал. Смертельный удар ей был нанесен «Приказом № 1»по Петроградскому гарнизону, изданным Петроградским Советом ещё 1 марта 1917 года (т. е. ещё до отречения ). Приказом предписывалось немедленно создать выборные комитеты из представителей нижних чинов во всех воинских частях, подразделениях и службах, а также на кораблях. Главным в Приказе № 1 был третий пункт, согласно которому во всех политических выступлениях воинские части подчинялись теперь не офицерам, а своим выборным комитетам и Совету. Всё оружие передавалось под контроль солдатских комитетов. Приказом вводилось равенство прав «нижних чинов» с остальными гражданами в политической, общегражданской и частной жизни, отменялось титулование офицеров. Впоследствии, при попустительстве нового военного министра А. Гучкова, этот приказ получил распространение на всю армию и привёл к её полному разложению.

Приказ №1 похоронил надежды высшего русского генералитета довести войну до победного конца. Добиться его отмены в мае 1917 года, перед запланированным наступлением на Западном фронте не удалось ни уже обкусавшему себе все локти «заговорщику» Алексееву, ни его соратникам во Временном правительстве Милюкову и Гучкову.

«С падением Царя, — писал генерал П.Н. Врангель, — пала сама идея власти, в понятии русского народа исчезли все связывающее его обязательства. При этом власть и эти обязательства не могли быть ничем заменены».

Версия...

Сегодня трудно себе представить, что было бы, если бы генералу Алексееву в те роковые дни марта 1917 года приоткрылось хоть на мгновение его весьма недалёкое будущее. Что было бы, если бы он вдруг увидел, как вместе с Деникиным, Корниловым, Марковым шагает или едет в жалкой повозке по заснеженной кубанской степи, как офицеры Корниловского полка безоружными бросаются в «психическую атаку» под Екатеринодаром, как борются за свою жизнь и честь остатки русской армии под станицей Дмитровской уже в феврале следующего, 1918 года?...

Возможно, Алексеев, Рузский, Милюков, Гучков и прочие «спасители» единомоментно бросили бы раскачивать и без того хлипкое здание государственности российской, остановились на краю, прониклись верноподданническими чувствами к своему монарху и действительно спасли страну от надвигавшейся катастрофы. Возможно, и нет.

К сожалению или к счастью (?), никому не дано предвидеть даже самое ближайшее будущее. Не случайно разного рода «пророков» преследовали и убивали во все времена.

Однако правление последнего русского царя Николая II прошло под знаком самого вульгарного мистицизма. Царская чета, как известно, не чуралась ни пророков, ни предсказателей, ни заведомых шарлатанов. Известно предание и о пророчествах монаха Авеля, полученных Николаем и Александрой Фёдоровной в столетие смерти Павла I (1901 год), и предсказания английского астролога Кайро (1907), и якобы случайно попавшее в руки императора пророчество Серафима Саровского, зловещие предсказания Распутина и т. п.. и т. д.

Если предположить, что Николай II был единственным в истории императором, который знал свою судьбу, знал год своей гибели и гибели всей своей семьи, то именно этим мистическим знанием, а не «слабостью» объясняются многие факты его царствования. Известно, что несколько раз он пытался переломить судьбу, и особенно решительным образом в марте 1905 года, пытаясь отречься от престола и уйти в монахи, но не смог. Вся вторая половина его царствования (после марта 1905 года) прошла под невидимым более никому (кроме Александры Федоровны) знаком сыпавшихся на него со всех сторон роковых пророчеств.

Всё вышесказанное позволяет взглянуть на жизнь и судьбу царской четы более объективно, но не исключает и новой «теории заговора».

Игра на склонности Николая II (и особенно Александры Фёдоровны) к мистицизму, «подсовывание» им предсказаний, пророчеств и самих пророков — всё это могло быть многоходовой комбинацией по развалу страны и устранению правящей династии.

Авторство этой слишком растянутой во времени, но весьма эффективной по своим результатам операции могло принадлежать английской разведке. Великобритания с конца XIX века только и мечтала об устранении с политической арены России - своего главного соперника на континенте и в восточных владениях.

Царь-мистик, Иов Многострадальный, вооружённый, а скорее обезоруженный многочисленными пророчествами о своей несчастливой судьбе - что могло быть хуже для страны, втянутой в мировую бойню? А его устранение накануне победы и развал государства оказались на руку не столько противникам в войне, сколько вчерашним союзникам по Антанте, бросившимся под видом помощи грабить и без того раздираемую гражданской распрей, истекающую кровью Россию.

Версия А.Разумова

В настоящее время среди ура-патриотов большую популярность получила также версия А.Разумова, поддержанная некоторыми представителями РПЦ и историком и публицистом Н. Стариковым, отрицающая сам факт отречения Николая II от престола.

Разумов сравнил опубликованный текст Манифеста об отречении и текст телеграммы генерала Алексеева №1865 от 01.03.1917 года, адресованной Николаю II, нашёл в них целый ряд совпадений и пришёл к выводу, что все известные свидетели отречения (Шульгин, Гучков, Родзянко, Фредерикс и другие) составили заговор лжецов. Много лет они в один голос лгали, что 2 марта Николай II сам составил текст своего отречения в пользу брата Михаила и сам добровольно подписал его. Живой и самостоятельно отрёкшийся от престола монарх был нужен заговорщикам, чтобы выбить почву из под ног промонархически настроенных патриотов якобы способных предотвратить быстрый развал армии и страны.

В качестве ключевого аргумента Стариковым приводится полное совпадение отдельных фрагментов текста, а также подпись Николая II, поставленная почему-то карандашом.

Между тем, ничего удивительного или сенсационного в совпадении текстов телеграммы и Манифеста нет.

Судя по дошедшим до нас дневникам и письмам Николая II, особой бойкостью пера последний император не отличался. Вряд ли у него был навык в составлении официальных документов. Как известно, в дни пребывания государя в Пскове от его имени в Ставке было составлено более десятка различных телеграмм, а также и несколько вариантов отречения (в том числе в пользу сына). Стандартные канцелярские обороты могли быть использованы кем-то из адъютантов или теми же Лукомским и Базили,готовившими тексты телеграмм и черновые варианты Манифеста об отречении для Николая II. Тот, в свою очередь, просто внёс свои изменения в готовый текст, присланный из Ставки и подписал Манифест, как телеграмму — карандашом.

Конечно, для разного рода конспирологов куда более привлекательно выглядит версия о намеренном использовании карандаша при подписи столь важного документа. Дескать, несчастный император хотел показать своим подданным, что над ним было совершено насилие, и доверять этому документу нельзя. Но подданные не поняли этого или не захотели понять. Последний бессмысленный протест последнего императора не смог перечеркнуть ни 23 года бездарного правления, ни вернуть утраченных возможностей, ни исправить роковых ошибок уже ставших историей.

Елена Широкова

Источники и литература:

Спиридович А.И. Великая война и Февральская революция 1914—1917 г

Шульгин В. В. Дни. 1925.

Мультатули П.В. «Господь да благословит решение мое...» — СПб.:Сатисъ, 2002.

Он же. Николай II. Отречение, которого не было. — М.: АСТ, Астрель. 2010. — 640 с.

Мямлин К. Судьба Николая II. Мистика или многоходовая политическая игра?

Разумов А. Подпись императора. Несколько замечаний к Манифесту об отречении Николая II


Идея, дизайн и движок сайта: Вадим Третьяков
Исторический консультант и литературный редактор: Елена Широкова